Монахиня не шевелилась. По ее телу волной пробегала дрожь, как будто ее било электрическим током.
— Сестра!
Миссионерка указала пальцем на могилу, потом произнесла странным, нежным голосом:
— Господи, малышка… малышка уходит…
Я опустил глаза и отпрянул к вязкой стене ямы. Струи дождя затекли под платье девочки. Одна из ее ног плавала теперь в метре от тела. Правая рука начала отделяться от плеча, оттянув воротник и обнажив белесоватую кость. «Боже мой», — прошептал я и, скользя по красной глине, вылез наверх. Тут же растянулся на земле и просунул руки девочке под мышки. Рука Гомун совсем оторвалась и плавала рядом с корой. Ткань платья выскальзывала из моих пальцев. Я яростно прокричал: «Сестра, помогите мне! Господи, да помогите же!» Женщина не шевельнулась. Я поднял глаза. Ее сотрясали электрические разряды. Вдруг я услышал ее голос:
Господи Иисусе! Ты, оплакивавший друга Своего Лазаря у гроба его, осуши наши слезы, молим Тебя…
Я погрузил руки в жидкую грязь и стал подтаскивать к себе тело ребенка. Когда я потянул посильнее, рот девочки открылся, и из него потоком хлынули черви. От малышки ака осталась только оболочка из кожи, а внутри — миллионы плотоядных червей. Меня вырвало желчью, но я не упустил свою добычу.
Ты, воскресивший мертвых, даруй вечную жизнь сестре нашей, молим Тебя…
Я сделал последнее усилие и вытащил девочку из ямы. У Гомун не хватало ноги и правой руки. Платье, пропитанное жидкой глиной, прилипло к единственной ноге. Я отыскал взглядом ближайшую хижину. Потом схватил тело и перенес его под дерево.
Ты, освятивший сестру нашу водой крещения, дай ей во всей полноте жизнь детей Божьих, молим Тебя…
Я положил маленькое тельце на сухую землю в темноте хижины. Крыша была такая низкая, что мне приходилось ползать на четвереньках. Я выскочил наружу, чтобы взять сумку сестры Паскаль, потом вернулся. Вытащил хирургические инструменты, резиновые перчатки, фонарь, фартук и неизвестно для чего взятый монахиней автомобильный домкрат. Также я нашел зеленые бумажные маски и несколько бутылок воды. Все было в целости и сохранности. Я сложил это на кусок пленки, стараясь не смотреть на Гомун, изо рта, носа и глаз которой выползали черви. Ее платье легонько приподнималось. Несметные полчища осквернителей могил копошились у нее в животе. Еще несколько минут, и все закончится.
Ты давал ей вкусить тела Твоего, прими ее на пиру в царствии Твоем, молим Тебя…
Я снова вышел из хижины. Сестра Паскаль все так же стояла, читая свою молитву. Я схватил ее и с силой встряхнул, чтобы вывести из состояния мистической каталепсии. «Сестра, — завопил я, — черт возьми, да очнитесь же, наконец!»
Она так сильно вздрогнула, что вырвалась из моих рук, потом, постояв с минуту, медленно опустила веки, как бы говоря «да», и я повел ее к хижине, поддерживая под руку.
Я зажег фонарь и подвесил его, зацепив за переплетенные ветки. Молочно-белый свет слепил глаза. Я надел на сестру маску и фартук, натянул ей на руки резиновые перчатки. Ее пальцы уже не дрожали. Она перевела свои бесцветные глаза на малышку. Маска вздымалась и опадала. Скупым жестом она велела мне подтащить поближе инструменты. Я это сделал. На себя я тоже натянул маску, передник и перчатки. Сестра Паскаль взяла скальпель и разрезала платье Гомун, чтобы осмотреть ее тело.
Меня снова захлестнула волна отвращения. Туловище маленькой ака представляло собой сплошную рану: девочку кромсали методично, с безумной жестокостью. Одну из ее маленьких грудей полностью отрезали. Весь правый бок, от подмышки до уровня паха, покрывали глубокие разрезы с почерневшими рваными краями, напоминавшими омерзительные губы. Из обрубка правой руки торчала кость. Особенно привлекала внимание самая большая рана: длинная и ровная, она шла через всю грудную клетку. Зрелище было жуткое, потому что края разреза слабо шевелились, словно в груди поселилась новая жизнь, незримая и мерзкая.
Однако страшнее всего выглядели половые органы девочки: гладкое, почти безволосое отверстие влагалища было разодрано до самого лобка, в глубине огромной зияющей дыры виднелись коричневатые складки, а в них копошились черви и какие-то блестящие жуки. Я почувствовал, что вот-вот упаду в обморок, однако внезапно кое-что понял и ужаснулся. Передо мной находилась точная копия одной из жутких картин, запечатленных на снимках Макса Бёма. Вот она, связь. Она сокрыта в изувеченной плоти покойников и в непроглядной тьме. «Луи, что это вы застыли? Подайте-ка мне домкрат!» Маска приглушала властный голос монахини. Я пробормотал: «До… домкрат?» Сестра Паскаль кивнула. Я протянул ей инструмент. Она положила его подле себя и скомандовала: «А теперь помогите!» Она вцепилась обеими руками в левый край основной раны, крепко надавив на грудину. С трудом взяв себя в руки, я проделал то же самое с правой стороны, и мы вместе раздвинули края раны. Сестра ловко просунула в щель домкрат, уперев его концы в края грудной кости. Потом стала крутить ручку, и я увидел, как грудная клетка разъезжается и перед нами открывается темная органическая пропасть.
«Давайте воду!» — прокричала сестра. Я протянул ей бутылку. Она вылила в отверстие сразу целый литр. Из дыры хлынул поток мерзких тварей. Сестра Паскаль уверенно погрузила руки в грудную клетку трупа и стала рассматривать обрывки тканей и органов. Я отвел взгляд. Монахиня снова промыла внутренности чистой водой, потом попросила меня посветить ей. Она по самое запястье засунула руку в тело мертвой девочки. Потом наклонилась так низко, что коснулась края раны. Несколько секунд сестра изучала внутренние органы, потом вдруг утвердительно тряхнула головой и одним движением локтя выбила домкрат. Створки грудной клетки захлопнулись, как крылья жука-скарабея.
Монахиня резко откинулась назад, поборов последний спазм. Она содрала с себя маску. Ее кожа была сухой, как у змеи. Она уставилась своими серыми зрачками мне прямо в глаза и прошептала:
— Вы правы, Луи. Малышку прооперировали и забрали ее сердце.
40
К семи вечера мы вышли на поляну в Зоко. Уже стемнело. Когда мы сняли мокрые плащи и обувь, сестра Паскаль молча приготовила чай и кофе. Миссионерка согласилась на мою просьбу составить свидетельство о смерти, и я его тут же припрятал. Оно не представляло большой ценности, ведь монахиня не имела медицинского диплома. Однако эта бумага могла стать беспристрастным свидетельством совершенного преступления.
— Сестра, вы не могли бы ответить еще на несколько вопросов?
— Я вас слушаю.
К сестре Паскаль вернулось ее обычное спокойствие. Я приступил к делу:
— Какие из местных вертолетов могут приземляться прямо здесь, в джунглях?
— Только один. Вертолет Отто Кифера, того типа, что руководит ЦАГПО — Горнопромышленным обществом.
— Как вы думаете, способны ли его люди совершить подобное преступление?
— Нет. Над Гомун поработали профессионалы а люди с шахты — дикари, варвары.
— Как вы думаете, могли они оказывать финансовую поддержку тем, кто делает такие операции?
— Возможно, да. У них нет ни капли совести. По Киферу уже давно тюрьма плачет. Но почему? Почему они напали на малышку ака в самой чаще джунглей? И зачем они это с ней сотворили? Зачем изувечили ее тело?
— Это уже следующий вопрос, сестра. Нет ли возможности узнать, к каким группам HLA принадлежат жители Зоко?
— Вы имеете в виду тип тканей?
— Да, именно так.
Монахиня немного подумала, хлопнула себя ладонью по лбу и пробормотала:
— О господи…
— Ответьте мне, сестра. Такая возможность есть?
— Ну, в общем, да…
Она поднялась со стула:
— Пойдемте со мной.
Миссионерка взяла фонарь и направилась к двери. Я последовал за ней. Снаружи было совсем темно, а дождь лил не переставая. Вдалеке слышалось гудение генератора. Сестра Паскаль достала ключи и открыла дверь во внутренние помещения лечебницы. Мы вошли.
В комнате размером примерно четыре на шесть метров стоял густой запах антисептика. Слева, в темноте, стояли две кровати. В центре находилось оборудование для обследования: рентгеновский аппарат, электрокардиограф, микроскоп. Справа, на столике, среди клубков проводов и всевозможных светло-серых агрегатов стоял компьютер. Лампа, раскачиваясь, освещала его то с одной, то с другой стороны, и я заметил рядом несколько компакт-дисков. Я не поверил своим глазам: здесь было все необходимое, чтобы собрать колоссальную базу данных. Я разглядел сканер, позволяющий считывать изображение и отправлять его в память. Но больше всего меня удивил сотовый телефон, соединенный с компьютером. Из своего уединенного жилища сестра Паскаль могла связываться с любым уголком мира. Контраст между шершавыми бетонными стенами комнаты и собранным в ней сложнейшим современным оборудованием совершенно меня ошеломил.